Неточные совпадения
Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разумею
И мало к ней привязан я;
Для призраков закрыл я вежды;
Но отдаленные
надеждыТревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир
оставить.
Живу, пишу
не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
— Так
не оставишь меня, Соня? — говорил он, чуть
не с
надеждой смотря на нее.
Там нет глубоких целей, нет прочных конечных намерений и
надежд. Бурная жизнь
не манит к тихому порту. У жрицы этого культа, у «матери наслаждений» — нет в виду, как и у истинного игрока по страсти, выиграть фортуну и кончить,
оставить все, успокоиться и жить другой жизнью.
И вслед за этими беспощадными словами я схватил шапку и стал надевать шубу. Анна Андреевна молча и сурово наблюдала меня. Мне жаль было, — о, мне жаль было эту гордую девушку! Но я выбежал из квартиры,
не оставив ей ни слова в
надежду.
Мы везде, где нам предложат капусты, моркови, молока, все берем с величайшим удовольствием и щедро платим за все, лишь бы поддерживалась охота в переселенцах жить в этих новых местах, лишь бы
не оставляла их
надежда на сбыт своих произведений.
В начале июня мы
оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с этим местом. Если б мы еще остались день, то
не знали бы, что делать от скуки и жара. Нет, Индия
не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата на мыс Доброй
Надежды, в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от этих палящих дней, от беспрохладных ночей, от мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
— Вы одну минуту подождите здесь, — проговорила
Надежда Васильевна,
оставляя гостя в зале. — Я сейчас проведаю папу, он, кажется,
не совсем здоров…
У него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Светила луна. Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки. Старцев
оставил лошадей на краю города, в одном из переулков, а сам пошел на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная, и — кто знает? — быть может, она
не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой
надежде, и она опьянила его.
Жаль было прежней жизни, и так круто приходилось ее
оставить…
не простясь. Видеть Огарева я
не имел
надежды. Двое из друзей добрались ко мне в последние дни, но этого мне было мало.
Немец сел против меня и трагически начал мне рассказывать, как его патрон-француз надул, как он три года эксплуатировал его, заставляя втрое больше работать, лаская
надеждой, что он его примет в товарищи, и вдруг,
не говоря худого слова, уехал в Париж и там нашел товарища. В силу этого немец сказал ему, что он
оставляет место, а патрон
не возвращается…
Четырнадцать лет он тянул лямку, прежде нежели стяжал вожделенный чин коллежского регистратора, но и после того продолжал числиться тем же писцом, питая лишь смутную
надежду на должность столоначальника, хотя, с точки зрения кляузы, способности его
не оставляли желать ничего лучшего.
Распутное житие, безмерное любочестие, наглость и все пороки юности
оставляют надежду исправления, ибо скользят по поверхности сердца, его
не уязвляя.
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе
оставили они
Неизгладимый след.
Но
не вернуть ей дней былых,
Тех дней
надежд и грез,
Как
не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
… [Опущены подробности о проявляемой «нашим любезным», но увлекающимся H. Н. Муравьевым несправедливости к некоторым из его помощников. Сам Пущин простудился, и голос его «
не отличается звучностью»; впрочем, декабристы «уже 30 лет лишены голоса».] Прекрасно делаете, что
оставляете под красным сукном
надежды, которыми и вас, как и меня, потчуют добрые люди. Это очень понятно и естественно с их стороны, но, кажется, мы, допотопные,
не подлежим ни переменам погоды, ни переменам царства.
Страданий матери моей описать невозможно, но восторженное присутствие духа и
надежда спасти свое дитя никогда ее
не оставляли.
— Нет-с, это —
не та мысль; тут мысль побольше и поглубже: тут блудница приведена на суд, но только
не к Христу, а к фарисею, к аристократишке; тот, разумеется, и задушил ее. Припомните надпись из Дантова «Ада», которую мальчишка, сынишка Лукреции, написал: «Lasciate ogni speranza, voi che entrate» [«
Оставь надежду навсегда каждый, кто сюда входит» (итал.).]. Она прекрасно характеризует этот мирок нравственных палачей и душителей.
— Вся
надежда на вас, — говорил он мне, сходя вниз. — Друг мой, Ваня! Я перед тобой виноват и никогда
не мог заслужить твоей любви, но будь мне до конца братом: люби ее,
не оставляй ее, пиши мне обо всем как можно подробнее и мельче, как можно мельче пиши, чтоб больше уписалось. Послезавтра я здесь опять, непременно, непременно! Но потом, когда я уеду, пиши!
В заключение изъявлялась
надежда,"что, по всем этим соображениям, ваше превосходительство
не оставите обратить ваше просвещенное внимание на столь важный предмет и в согласность сему озаботитесь сделать распоряжение, дабы в пределах вверенного вам ведомства упомянутое чувство воспитывалось и охранялось со всею неуклонностью и дабы превратным толкованиям были пресечены все способы к омрачению и извращению оного".
Она чувствует, что должна отказаться от
надежды, и между тем
надежда ни на минуту
не оставляет ее сердца…
Всякую
надежду на лучшее будущее предстояло
оставить, сказать себе раз навсегда, что луч света уже
не согреет его существования.
Справедливо сказано, что посреди этой, всюду кидающейся в глаза, неизящной роскоши, и, наконец, при этой сотне объявленных увеселений, в которых вы наперед знаете, что намека на удовольствие
не получите, посреди всего этого единственное впечатление, которое может вынесть человек мыслящий, — это отчаяние, безвыходное, безотрадное отчаяние. «Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate!» [
Оставь надежду всяк сюда входящий!
Большов. Да как же тебе оставить-то меня! Ведь только и надежды-то теперь, что ты. Сам я стар, дела подошли тесные. Погоди: может, еще такое дело сделаем, что ты и
не ожидаешь.
Эта фраза вместе с «Lasciate ogni speranza» [»
Оставь надежду, всяк» (ит.).] составляла весь поэтический итальянский багаж молодого туриста; но Панталеоне
не поддался на его заискивания.
— Мучь меня, казни меня, срывай на мне злобу, — вскричал он в отчаянии. — Ты имеешь полное право! Я знал, что я
не люблю тебя, и погубил тебя. Да, «я
оставил мгновение за собой»; я имел
надежду… давно уже… последнюю… Я
не мог устоять против света, озарившего мое сердце, когда ты вчера вошла ко мне, сама, одна, первая. Я вдруг поверил… Я, может быть, верую еще и теперь.
— Один, один он мне остался теперь, одна
надежда моя! — всплеснул он вдруг руками, как бы внезапно пораженный новою мыслию, — теперь один только он, мой бедный мальчик, спасет меня и — о, что же он
не едет! О сын мой, о мой Петруша… и хоть я недостоин названия отца, а скорее тигра, но… laissez-moi, mon ami, [
оставьте меня, мой друг (фр.).] я немножко полежу, чтобы собраться с мыслями. Я так устал, так устал, да и вам, я думаю, пора спать, voyez-vous, [вы видите (фр.).] двенадцать часов…
1850 год. Надо бросить. Нет, братик,
не бросишь. Так привык курить, что
не могу
оставить. Решил слабость сию
не искоренять, а за нее взять к себе какого-нибудь бездомного сиротку и воспитать. На попадью, Наталью Николаевну, плоха
надежда: даст намек, что будто есть у нее что-то, но выйдет сие всякий раз подобно первому апреля.
И Захарий ушел,
оставив дьякона, в
надежде, что авось тому надоест лежать и он сам выйдет на свет; но прошла еще целая неделя, а Ахилла
не показывался.
— Так
оставь меня! Вот видишь ли, Елена, когда я сделался болен, я
не тотчас лишился сознания; я знал, что я на краю гибели; даже в жару, в бреду я понимал, я смутно чувствовал, что это смерть ко мне идет, я прощался с жизнью, с тобой, со всем, я расставался с
надеждой… И вдруг это возрождение, этот свет после тьмы, ты… ты… возле меня, у меня… твой голос, твое дыхание… Это свыше сил моих! Я чувствую, что я люблю тебя страстно, я слышу, что ты сама называешь себя моею, я ни за что
не отвечаю… Уйди!
Все это сделал надо мной один праздный человек, назвавший себя помпадуром, сделал просто, естественно, без малейших колебаний,
не оставив в моем сердце ни малейшей
надежды получить какое-либо вознаграждение за причиненный мне ущерб!
Уныло бродили они по улицам, коптя вздохами твердь небесную,
не решаясь
оставить ни службы, ни либерализма, путаясь между зависимостью и независимостью и ежемгновенно терзаясь
надеждой, что их простят.
Ни для кого внезапная отставка старого помпадура
не была так обильна горькими последствиями, ни в чьем существовании
не оставила она такой пустоты, как в существовании
Надежды Петровны Бламанже. Исправники, городничие, советники, в ожидании нового помпадура, все-таки продолжали именоваться исправниками, городничими и советниками; она одна, в одно мгновение и навсегда, утратила и славу, и почести, и величие… Были минуты, когда ей казалось, что она даже утратила свой пол.
— Уж
не оставьте, Порфир Порфирыч. На вас вся
надежда, как, значит, вы все можете…
— Нет, — сказала она, отталкивая руку запорожца, — нет!.. покойная мать моя завещала мне возлагать всю
надежду на господа, а ты — колдун; языком твоим говорит враг божий, враг истины. Отойди,
оставь меня, соблазнитель, — я
не верю тебе! А если б и верила, то что мне в этой радости, за которую
не могу и
не должна благодарить Спасителя и матерь его, Пресвятую Богородицу!
Но вот мало-помалу наступило безразличное настроение, в какое впадают преступники после сурового приговора, он думал уже о том, что, слава богу, теперь все уже прошло, и нет этой ужасной неизвестности, уже
не нужно по целым дням ожидать, томиться, думать все об одном; теперь все ясно; нужно
оставить всякие
надежды на личное счастье, жить без желаний, без
надежд,
не мечтать,
не ждать, а чтобы
не было этой скуки, с которой уже так надоело нянчиться, можно заняться чужими делами, чужим счастьем, а там незаметно наступит старость, жизнь придет к концу — и больше ничего
не нужно.
Он чувствовал, что если он пойдет к ней, то увидит ее
не такой уже, какой
оставил, в ней что-то должно измениться после разговора с ним, и уже
не встретит она его так ласково, как раньше встречала,
не улыбнется ему ясной улыбкой, возбуждавшей в нем какие-то особенные думы и
надежды.
На что
надежды — этого я и сам хорошенько
не объясню, но что
надежды никогда и ни в каком случае
не оставят меня — это несомненно.
Надежда Антоновна. Вы
не умеете ценить его, оцените хоть нас! Вы бедны, мы вас
не оставим в бедности; мы имеем связи. Мы ищем и непременно найдем вам хорошее место и богатую опеку. Вам останется только подражать моему мужу, примерному семьянину. (Подходит к Василькову, кладет ему руку на плечо и говорит шепотом.) Вы
не церемоньтесь!.. Понимаете? (Показывает на карман.) Уж это мое дело, чтоб на вас глядели сквозь пальцы. Пользуйтесь везде, где только можно.
Около палисадника показалась
Надежда Федоровна.
Не замечая, что на лавочке сидит Ачмианов, она прошла тенью мимо него, отворила калитку и,
оставив ее отпертою, вошла в дом. У себя в комнате она зажгла свечу, быстро разделась, но
не легла в постель, а опустилась перед стулом на колени, обняла его и припала к нему лбом.
Должно быть, оно
не оставляло ему
надежды.
У Иды Ивановны был высокий, строгий профиль, почти без кровинки во всем лице; открытый, благородный лоб ее был просто прекрасен, но его ледяное спокойствие действовало как-то очень странно; оно
не говорило: «
оставь надежду навсегда», но говорило: «прошу на благородную дистанцию!» Небольшой тонкий нос Иды Ивановны шел как нельзя более под стать ее холодному лбу; широко расставленные глубокие серые глаза смотрели умно и добро, но немножко иронически; а в бледных щеках и несколько узеньком подбородке было много какой-то пассивной силы, силы терпения.
Не знаю, надобно ли к этому уж прямо родиться или можно себя приучить жить для таких целей, но знаю, что такова была именно Ида, хотя на прекрасном лице ее и
не было написано: «навек
оставь надежду».
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза
не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы
оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход
оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это
надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды
надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых одеждою приличий.
Здесь отдыхал в полдень Борис Петрович с толпою собак, лошадей и слуг; травля была неудачная, две лисы ушли от борзых и один волк отбился; в тороках у стремянного висело только два зайца… и три гончие собаки еще
не возвращались из лесу на звук рогов и протяжный крик ловчего, который, лишив себя обеда из усердия, трусил по островам с тщетными
надеждами, — Борис Петрович с горя побил двух охотников, выпил полграфина водки и лег спать в избе; — на дворе всё было живо и беспокойно: собаки, разделенные по сворам, лакали в длинных корытах, — лошади валялись на соломе, а бедные всадники поминутно находились принужденными
оставлять котел с кашей, чтоб нагайками подымать их.
Тут вдруг поднялся он; блеснули
Его прелестные глаза,
И слезы крупные мелькнули
На них как светлая роса:
«Ах, нет!
оставь восторг свой нежный,
Спасти меня
не льстись
надеждой...
Одним словом, какая-то неопределенная тоска овладела всем моим существом. Иногда в уме моем даже мелькала кощунственная мысль: «А ведь без начальства, пожалуй, лучше!» И что всего несноснее: чем усерднее я гнал эту мысль от себя, тем назойливее и образнее она выступала вперед, словно дразнила: лучше! лучше! лучше! Наконец я
не выдержал и отправился на село к батюшке в
надежде, что он
не оставит меня без утешения.
Ну,
оставим,
оставим это, — перебила Настенька, задыхаясь от волнения, — я вам только хотела сказать… я вам хотела сказать, что если, несмотря на то, что я люблю его (нет, любила его), если, несмотря на то, вы еще скажете… если вы чувствуете, что ваша любовь так велика, что может наконец вытеснить из моего сердца прежнюю… если вы захотите сжалиться надо мною, если вы
не захотите меня
оставить одну в моей судьбе, без утешения, без
надежды, если вы захотите любить меня всегда, как теперь меня любите, то клянусь, что благодарность… что любовь моя будет наконец достойна вашей любви…
Ольга. Уж ты меня
не оставь, Ераст, на тебя только и
надежда.
Константин. Мое дело. Обо всем буду разговаривать. Никакого завещания
не нужно; дяденька должен мне наследство
оставить; я единственный… понимаешь… И потому еще, что я, в
надежде на дяденькино наследство, все свое состояние прожил.
Вот почему (то есть почему же???), думаем мы,
не должно
оставлять без внимания вопрос о выкупе пользования трудом, а, напротив, — посвятить и этой стороне дела тщательное изучение, в
надежде уладить ее сколько возможно справедливее без ущерба помещичьих интересов».
Он был крепкого духа человек, которого ничто
не могло смутить, а тут выпали у него из рук ножик и вилка, которые он держал в то время, и ручьи слез хлынули из глаз; он должен был выйти из-за стола и
оставить гостей с
Надеждой Федоровной.